О книге Я пишу много стихов, точнее, как любой творческий пишущий человек все самые яркие эмоции и мысли о жизни моей и окружающей меня выражаю в стихотворной форме. Какие-то из этих стихов становятся песнями, а какие-то остаются строчками на бумаге ибо самодостаточные. Когда-то мои близкие и знакомые убеждали меня в том, что песни, которые я сочиняю, стоит предъявить на суд широкой публики. Спустя 20 лет любимые и уважаемые мною люди, читавшие мои стихи, уговорили меня опубликовать их. И я с нескрываемым удовольствием сдался. Для меня это мои «ребенки», а что для вас – судить, конечно же, вам. В любом случае, спасибо. Как долго шла работа над книгой Стихи были написаны в течение последних 10 лет. Книга скорее лирическая или ироничная? Сам я поклонник траги-комедийного жанра, например, в кино. Я люблю, когда люди улыбаются, когда говорят о чем-то важном, и грустят, когда говорят о смешном. Жизнь фантастически непредсказуема. Мои стихи – это мое мировоззрение, мое кредо и моя жизненная позиция. Я отдаю себе отчет в том, что все сказанное мною необязательно найдет отклик, понимание и, тем более, любовь у каждого, кто прочтет. В зависимости от своего вкуса, убеждений и пристрастий. Но, как минимум, я уверен, что искренне и ненадуманно рожденные строки, могут заставить прислушаться, посмеяться или поплакать. Страница 15 No exit В. Преснякову мл. Я участник московской депрессии, Я невольный ее сожитель. Меня как-то давно приметили, Соблазняя сгореть в подпитии. Я сбежал бы, но поздно, видимо, (Отречение - наказуемо), Все равно возвращаться, строя мост От ума своего к безумию. Собираясь к рассвету кучками, Члены партии депрессующих Разгружают свой мозг навьюченный На таких же друзей кочующих. Собираясь рядами стройными, Лейкоциты бредут заблудшие. Странно это - но посторонние Нас порой называют лучшими. Нас порой называют гордостью И на доску почета вешают. Мы повесимся сами с возрастом Иль просохнем, как воды вешние. Здесь кого-то так любят преданно, Без корысти, без всякой выгоды. Я люблю этот город ветреный, У меня нет другого выхода. Страница 25 Туман Гоняешься по призрачной дороге, В тумане ничего не разобрать, За деньгами в младенческой тревоге, Которых в жизни не насобирать. За статусом и зрительской любовью, Что столько раз таких же предала. За тем, что сотни раз бывало новью, За искрами публичного тепла. За ветром, что и сам летит куда-то, Гоняешься за тридевять земель. Бессонница - суровая расплата - Гостиничную комкает постель. Все быстро, на ходу, мотая снасти, Мотаешься, завидуя порой Простому человеческому счастью, Что, между прочим, рядышком с тобой. Страница 37 Романс Плывут кораблики, лохматые от лампочек, Лукаво щерится фонариками мгла, И лишь борта белеют пароходов-ласточек. Какая жизнь, моя любимая, была. А утром зонтики раскроются ажурные И поплывут под ручку, сбросив якоря. Надраят палубу не вахтенные, юные, Я даже помню это, честно говоря. И, как ни странно, я немножечко завидую Наивным, милым и несбывшимся мечтам. Мы до сих пор с руки питаемся флюидами, Что, как и мы, остались там, остались там. Мне даже кажется - те пароходы с башнями, Что по Москве-реке плывут в погожий день, Немного важничают памятью вчерашнего, Как наша собственная солнечная тень. Страница 87 Рутина времени Все меняется, между прочим. Ветер гонит рябую лужу, Ту, что камень лениво точит Да заснет в ледяную стужу. Чтоб проснуться весною раннею, Запустив по волнам флотилии, Воспитав поколение странников И засохнув в мирской идиллии. Превратившись в озера с речками, Погрузившись в рутину времени, Что бросается человечками, Как подсолнухи своим семенем. Страница 113 Она Я написал трилогию, «Трилогику» о любви. В ней персонажа три: Он, она, их любовь. Потом написал двулогию, «Двулогику» потери. В ней персонажа два: Он и его любовь. Затем написал повесть Без логики совершенно. В ней персонаж один - Она. Страница 137 *** Если можешь сказать - говори, Говори - только очень немного. Разве взрослый Сент-Экзюпери Нам оставил лишь детского Бога? Разве все мы пытаемся жить, Забывая, что ветхи и мелки И куда-то решились доплыть На просрочившей сроки тарелке. Я хотел бы побольше сказать, Но «побольше» не знает прощения. Все пытаемся верить и лгать, И наивно искать искупления. Мы, прощенья пытаясь просить, Собираемся ждать до ответа. Непонятное «быть иль не быть» Нам дороже, чем проблески света. И, не видящий Бога в глазах У иконы, расписанной Богом, Ты когда-нибудь вправе сказать: «Я ушел, меня нет, меня много».