Леонид Агутин о двойном юбилее, истоках латиноамериканской грусти, дружбе с Ал Ди Меолой и кромешном шквале – Аэрофлот

ОЧЕНЬ БЫСТРЫЙ
Леонид Агутин о двойном юбилее, истоках латино-американской грусти, дружбе с Ал Ди Меолой и кромешном шквале


Леонид, всего полтора года прошло с момента выхода вашего альбома "Время последних романтиков", а у вас уже готов следующий – "Тайна склеенных страниц". Как вам удалось так быстро набрать материал?
Не скажу, что эти все песни сделаны за полтора года, но основной материал – да. Что-то меня прорвало. По-взрослому всё получилось, я очень доволен звуком, самими песнями. Эта пластинка точно соответствует моему возрасту, профессиональному уровню, отношению к музыке в принципе. Поскольку она десятая по счету, мне очень хотелось, чтобы она получилась цельная. При этом я не мог себе позволить закрыться в студии и долго писать альбом – три месяца мы готовили концерт в Юрмале, и ещё я занимаюсь "Голосом" и по-прежнему гастролирую. К тому же, я не верю в такой подход – делать одно и то же постоянно. Должно быть разнообразие в жизни. На одну песню бросил все силы, записал, уехал куда-то, через месяц вернулся и сделал вторую. На создание одной вещи уходит 5-7 дней. В пересчете на 12 песен это довольно много времени, и то, что в этом году мы успели наскоком записать альбом, – это был подвиг. Хотелось очень, и материал меня самого двигал – песни родились, надо было дать им зазвучать.

Альбом назван по песне, которую вы с Федором Добронравовым спели в шоу "Две звезды". Почему?
Он дважды юбилейный – мне в этом году исполнилось 45, но на пластинке не хотелось обозначать это словами. Так возникла идея с обложкой в виде странички паспорта. И это название подходило лучше всего. А сама песня – русскоязычный вариант стинговской версии "The Windmills of Your Mind" из фильма "Афера Томаса Крауна". Я услышал её пару лет назад и так проникся, что написал на этот мотив два куплета и припев. А потом меня пригласили в "Две звезды", и я понял, что из этого можно сделать номер. Дописал ещё куплет, закончил мысль, придумал, что мы с Фёдором будем клоунами.

Поговорим о вашем творческом вечере, который прошел в июле в Юрмале в рамках фестиваля "Новая волна". 33 номера, все в исполнении разных артистов, большая часть песен – в новых аранжировках. Вы их все сами делали, или кто-то предлагал что-то своё?
Например, ритмический рисунок песни "Я буду всегда с тобой" предложил Слава Вакарчук. А на репетиции мы вместе её доделали. Медленно и эпически спеть песню "Остров" – это тоже была не моя идея, а Сережи Лазарева, который её исполнял.

А два Николая, Фоменко и Расторгуев, с песней "По дороге на юг" – это была ваша идея?
Изначально я пригласил Колю Фоменко и Макса Леонидова, потому что мне хотелось объединить на сцене тех, кого давно вместе не видели. С Носковым и Маршалом получилось, бился я два месяца, но всё-таки уговорил их спеть вместе песню "Аэропорты". А вот Леонидов отказался, я немножко порасстраивался, а потом Александр Давыдович Ревзин сказал: "Есть смешнее ход". Такие два Колька. Я говорю: "Саша, гениально, молодец". Удачно получилось. Ещё я очень рад, что в последний момент в наш поезд впрыгнул Батырхан Шукенов. Он редкий мастер, таких музыкантов очень мало. Вообще такое "сборище" прекрасных музыкантов, замечательных певиц, разного стиля и возраста, разных музыкальных направлений, но главное "живых" и профессиональных. Чистое счастье работать. :)

А что Макаревич будет петь "Время последних романтиков", было понятно заранее?
Эта песня ему посвящена. И даже написана как будто от его лица. В стиле той "Машины времени", когда мне было 15, а они пели "Свечу" под пианино. Она, может, чуть посложнее музыкально, но настроение взято оттуда. Подытоживая разговор о концерте, хочу сказать, что это случай беспрецедентный, такого никогда не было на нашем телевидении. Три часа прямого эфира с живым оркестром в безошибочном, железобетонном звучании – это даже в мире редко бывает. Те живые концерты, которые выходят на DVD, всегда обрабатываются перед релизом. Настоящий живой звук – это только прямой эфир, когда в процессе ничего изменить нельзя.

А в Москве вы как отметите юбилей?
8 декабря – концерт в Crocus City Hall. Это будет уже мой личный отчет, я пою свои песни. И будет ещё несколько дуэтных номеров – с Анжеликой Варум, Володей Пресняковым, Томасом НЭвергрином. Может быть, я объединю своих подопечных из "Голоса" в хоровой номер.

Будете петь песни со всех альбомов?
Всего в списке около 25 песен. Учитывая, что некоторые длятся по семь минут с развитием, импровизацией, доигрышами и бисовками, получается долго. То есть это самый сок – каждая песня знаковая. Потому что если я просто захочу ознакомить людей со своим творчеством, мы до утра не разойдемся. Есть история на эту тему. После юрмальского концерта мы приехали на студию "SALAM" в Твери, где было записано 97% того, что я записал вообще в своей жизни. Нужно было продолжать писать пластинку. Но так хотелось отметить недавний успех, что мы плюнули на это дело и решили один вечер и ночь повспоминать, что с нами было за последние 20 лет. Сначала посмотрели концерт ещё раз – я первый раз посмотрел со стороны и, кажется, единственный.

Почему?
Я не возвращаюсь. Свои эфиры не смотрю почти никогда. Я уже это пережил изнутри, и не моё дело думать, как это выглядит со стороны. Если я об этом буду думать – пиши пропало, потому что мне не нравится ничего. Я себя жутко раздражаю. А изнутри мне кажется, что всё отлично. Это самое главное для артиста – энергия заблуждения. Мне важно быть счастливым, находясь внутри процесса. Но меня заставили посмотреть. А после этого мы начали слушать какие-то мои ремейки, их же тоже было много – порядка пятидесяти. Одних новогодних "Огоньков" штук двадцать – там Челентано спой, там Карузо. Можно отдельную очень большую пластинку выпускать. Мне, например, до сих пор нравится, как мы с женой спели "Эхо" или "Сердце, тебе не хочется покоя". Потом перешли к альбомам. Короче, время было десять утра, а мы ещё всё не послушали. Недавно посчитал – я из двадцати лет в профессии пять лет чистого времени провел на студии.

А на концерте в "Крокусе" будут песни, которые вы давно не пели и решили воскресить?
Будет "Никому не сестра" – вторая песня с первой пластинки.

Имевшей сокрушительный успех первой пластинки! Вам было трудно после неё записывать вторую?
Я вообще тогда об этом не думал. Я даже не записывал мелодии. Считал, что если я её не запомнил, значит, не хит, неинтересно. Чемодан этих мелодий был в голове. Теперь жалею.

А почему именно альбом 2001 года вы решили назвать своим именем?
Это было большая глупость. Его надо было назвать "Половина сердца" и не выпендриваться. Просто лейблу, который занимался этим альбомом, я был до лампочки. Они тогда продавали пару топовых артистов – "Hi-Fi", Шуру. А я как раз устаревать начал, в такую яму попал.

Вы это чувствовали?
Почувствовал именно из-за отношения лейбла, не считавшего, что на этой пластинке можно делать бизнес. И она немного незамеченной прошла, но вот "Половина сердца" осталась.

И ещё там впервые появляются песни на английском.
На английском я всю жизнь пел и пытался сочинять, как и большинство музыкантов, просто не считал это главным. Мне очень интересно возиться с русским словом, однако некоторые песни сделаны для английского языка. Преступление переводить их на русский. С англоязычного альбома "Cosmopolitan life", который мы записали вместе с гитаристом Алом Ди Меолой, я ни одной песни не перевёл, хотя там были потенциальные хиты даже для "Русского радио".

А сейчас вы пишете по-английски?
Бывает, но это не совсем соответствует моим нынешним взглядам. Когда только открылся железный занавес и наша страна стала частью общемирового пространства, нужны были люди, способные делать что-то не совсем "нашенское". Одним из них был я. Я видел в этом свою миссию. Нам нужно было расчистить плацдарм, заложить фундамент для следующих поколений. Кого сейчас напугаешь фламенко? А тогда этой музыки не знали вообще. И я стремился знакомить слушателя с определенными музыкальными жанрами – фламенко, блюзом, кантри, используя их приёмы в поп-музыке. Сейчас конечно делаю тоже самое, но это уже не луч света в тёмном царстве, а просто такое творческое лицо.

Вы всегда тяготели к латиноамериканской музыке?
Наверное, с детства. Я мало знал о ней, в то время взять её было особо неоткуда. Но латина мне всегда давалась легко, я ритмически так устроен, она во мне живет, мне не нужно было специально учиться. Я помню, когда я только появился на эстраде, ходил слух, что я прожил в цыганском таборе где-то в Латинской Америке год или два. Пустил его гитарист Саша Ольцман, который играл в 80-е в коллективе "Поющие сердца", где мой отец работал директором. Он как-то пошутил в разговоре с журналистом, что меня потеряли на гастролях в Латинской Америке и нашли только через год. И всем так понравилась эта версия, что никто даже не обратил внимания, что я честно окончил 10 классов в своей родной школе номер 863, не оставаясь на второй год. Людям очень было важно как-то для себя это объяснить – откуда у парня испанская грусть.

А с Алом Ди Меолой вам комфортно было в две гитары играть, или всё-таки вы предпочитали садиться за клавиши?
Если дело принимало серьезный оборот, то, конечно, клавиши. Иногда в Европе, где мы выступали на разных фестивалях, доходило до такой "потасовки" – кто быстрее. И я скажу, что он меня называет "крейзи" и никак иначе, потому что я очень быстрый. Ал считается одним из самых быстрых гитаристов, но я в скорости не уступаю. Вообще я начал мечтать сыграть с ним, ещё когда услышал пластинку, которую замечательная певица и пианистка Азиза Мустафа-заде записала с серьезными ребятами американскими – Винни Колаютой, Омаром Хакимом, Алом, Джоном Патитуччи. Все лабают очень здорово, фирменно, а у Ала всегда мотивчик, всегда мелодия. Подход такой – музыка должна быть красивой, какой бы сложной она ни была. Мне очень его этот подход приятен. И мы июльские оба – в общем, мы сдружились, это получилось само собой.

Вы больше всего цените в музыке мелодию?
Музыка должна быть интересной, тупую попсу, совсем безвкусную, я очень не люблю. Совсем не слушаю поп-радиостанции. Но в то же время я не ханжа и терпеть не могу, когда джазмены играют, как математики, цифрами. Это же музыка, она должна что-то в душе рождать. Пусть будет сложная, но красивая. Иногда на гастролях я включаю в номере телевизор – узнать, что происходит в мире поп-музыки. И вот парадокс: две песни с одним и тем же битом, но вот эта песня рождает счастье, а эта просто отвратительна. Причем эта отвратительная может быть моднее.

А на концерты за границей вы ходите?
Иногда с дочерью в Майами, но это испытание для меня, потому что это не просто тяжелый рок – это трудноперевариваемый кромешный шквал. И атмосфера соответствующая (смеётся). Помню, когда заиграла музыка, я так покосился и увидел вдалеке барную стойку. За ней сидело ещё двое таких же обреченных отцов. Мы сразу заказали себе по сто, потому что выдержать это было совершенно невозможно. Когда через двадцать минут выступление закончилось, я такой окрыленный подхожу и говорю: "Слушай, хорошая была группа, ну чего, всё?" И дочь мне говорит: "Папа! Это первый коллектив, а их ещё пять!"

Интервью: Полина Сурнина.
Фото: пресс-служба Леонида Агутина.
Бортовой журнал "Аэрофлот", Декабрь 2013.

Читайте также: